Перейти на главную страницуПерейти на главную страницу
Перейти на главную страницуПерейти на главную страницу
Вывести новые произведения, начиная с последнего Добавьте свое произведение
ПРОИЗВЕДЕНИЯ

Темы

 Абсурд
 Неопределенная
 Детская
 Городская
 Героическая
 Историческая
 Новаторская
 О поэзии
 Философская
 Фэнтезийная
 Научная
 Ностальгическая
 Грустная
 Фантастическая
 Религиозная
 Любовная лирика
 Аутическая
 Мистическая
 Рекламная
 Юмористическая
 Техническая
 Патриотическая
 Пародийная
 Готическая
 Публицистическая
 Пейзажная лирика
 Драматическая
 Застольная
 Трагическая
 Оназм
 Критика
 Природная
 Приключения
 Детективная
 Еёзм
 Ироническая
 Похмельная
 Здоровый образ жизни
 Эротическая

Жанры

 Пиеса
 Роман
 Басня
 Повесть
 Рассказ
 Пародии
 Повесть
 Стихотворение
 Сага
 Статья
 Твердые формы
 Приколы. От 2-х до 85-ти.
 Поэма
 Баллада
 Стихи в прозе
 Сказка
 Иноязычные произведения
 Стихотворный цикл
 Песня
 Новелла
 Чужие мысли.
 Неопределенный
 Эссе

Рейтинг произведений

 По кол-ву прочтений

Произведения по...

 дате добавления

АВТОРЫ

Рейтинг авторов

 По кол-ву произведений

Авторы по...

 алфавиту

ФОРУМ

Форум


ИНФОРМАЦИЯ

О сервере

 Хромой Пегас
 Создатели
 Меценатам

Друзья

 Ссылки на друзей
Новости проекта
"Хромой Пегас"



Любите ли вы фэнтези? Полюбите!


Заметки о фантастике



Суд Тамерлана


В глухом каменном мешке было темно, сыро и затхло. Дни, ночи – все смешалось в кромешной тьме.
"Пи-пи", – слышится в темноте крысиный писк.
– Во имя Отца и Сына, и Святого Духа. Аминь! – шептал на русском языке узник.
Он не помнил тот день, когда еле живого привели его, привязанного к хвосту лошади, и бросили в зиндан. Однако за долгие годы, проведенные на чужбине, он все-таки не забыл с далекой Рязани утренние и вечерние молитвы.
Один раз в два дня, точно он определить не мог, дверь темницы приоткрывалась, и черствая лепешка с кувшином воды стукалась об каменный пол. Но схватить лепешку редко когда удавалось – крысы оказывались проворнее.
Прошло еще много дней, и дверь темницы перестала открываться. В страшном кошмаре, мучаясь жаждой, узник уже не повторял молитвы; облизывая потрескавшиеся губы, он с трудом произносил:
– Пить… пить…
А потом появилось больное воображение. Перед его глазами проносились одна картина за другой – да так, точно все происходило наяву.
В степи, на горизонте – водная гладь… Он спешит к прохладе, потом пьет, пьет и никак не может напиться, и вдруг вода исчезла. Он пристально и тупо вглядывается – пусто. Вся та же ржавая, сухая равнина. Страх сковал его: он боится оглянуться, так как слышит лошадиный топот и храп.
– Урус!
Он не успевает оглянуться: шею захлестывает петля. Его валят на землю.
– Урус! Поганый шакал! Куда ты спрятал жену, великого хазрета?!
Воображение вдруг исчезло и снова он в темном каменном мешке, только крысы шурудили по его телу, лежавшему на полу. Он дернулся, смахивая с себя тварей; с трудом встал, озираясь вокруг.
– Спаси Христос, – шепнул он, поднимая голову к потолку. – Если бы я тогда не задержался с больной Гуль-яли, далеко бы ушел – за Итиль. Господи, зачем я взял ее с собой, она мне стала обузой. Бедная женщина!..
… Он снова с Гуль-яли – там, в проклятой Богом степи. И знойно и душно, и нет ни глотка воды. Из последних сил несет он на руках больную женщину в сторону великой реки Итиль, а от нее дальше – в родные русские земли. Предупредить людей, воевод, а главное – князя Московского Василия, сына самого Дмитрия Донского. Он был твердо уверен, что в случае успеха – похода на Китай, Тамерлан двинет свои тумены на Москву, сметая все на своем пути. Но беглец тогда не знал, что тамерлановские витязи убедили Тимура: поход на Китай пока отсрочить, а двинуться на Русь, которая не сравнится богатством ни с какой иной страной. Однако, уже в начале похода, кровожадный план Тамерлана рухнул как карточный домик: сходу, овладев Ельцом, разорив и обезглавив жителей всех, Тамерлан двинулся к Москве, оставляя позади пылающий огнем город. У берега Дона план его изменился. Пленные сообщили, что пришла на Русь страшная напасть: моровая язва – болезнь, которая поражает человека внезапно; смерть приходит скорая и мучительная. Не стал Тамерлан рисковать собой и армией, а приказал повернуть тумены обратно в Самарканд.
Но эти события произойдут позже. А в это время в глухом каменном мешке, в кромешной тьме, умирая от жажды, в больном воображении, он все нес и нес на руках умирающую Гуль-яли.
– Не неси, Василь-ага, мне больно, – шепчет женщина, с трудом открывая глаза, полные страдания.
– Мы будем идти дальше, дальше! – бормочет он на чагатайском языке, вцепившись руками в хрустящий ковыль. – Ты слышишь меня? Мы должны идти дальше!
Черные, сгорающие от жара глаза Гуль-яли, придвинулись к его лицу.
«Она больная, умирает, но все такая же – чуточку насмешливая капризная афганка, но самоотверженная и бесстрашная», – думал Всиль-ага, глядя на нее.
– Прости меня, мой луч светлый, прости глупую девчонку. Ведь я догадываюсь, что тебя побудило бежать на свою землю… А я, глупая овечка, навязалась тебе. Теперь я умираю, оставь меня и иди дальше.
– Мне? Бросить тебя, лебедушка? Христос с тобой! Разве я могу так поступить? Опомнись! Что ты такое говоришь?! Конечно беда, – лошадку мы загнали; беда, что нет у нас воды и пищи, и самое худшее случилось – ты, лебедушка моя, захворала; но Христос с нами, дойдем до Итиль, думаю уже не далеко.
– Твой Иса меня не услышит. Это ты назарей, а я мусульманка…
Он очнулся от палящего солнца, лежа поперек могильного холмика. Над степью все выше поднималось синее небо, а ему не хотелось покидать могилу. Он все вспоминал и вспоминал, и никак не мог вспомнить, как же он смог, без мотыги и даже без кинжала, выкопать и похоронить тело? Погладив середину холма, содранными до мяса ладонями, Василь-ага прижался к земле губами.
– Прости меня, лебедушка ты моя! Не сберег я тебя. Видно, на все Божья воля. Прости, я покидаю тебя, мне нужно идти…
Когда он стал сходить с ума, и голодные крысы кидались на него, хватая за конечности, дверь темницы распахнулась. На пороге появился унбаши – тот самый знакомый, который с четырьмя чагатайскими ордынцами настиг его на восьмые сутки погони. Он посмотрел на узника и брезгливо поморщился от затхлого запаха и его вида, и только потом, усмехаясь, спросил:
– Ну, что несчастный мирза, тебя еще не сожрали крысы?
– Как видишь, унбаши, – с трудом ответил Василь-ага, щурясь от пылающего факела, который держал унбаши. – А я почему-то думал, что за это время, пока здесь отдыхал, тебя произвели в юзбаши.
– Вылезай, урус, государь ждет тебя. Он - Меч Справедливости, с тебя живьем шкуру снимать будет, а потом заставит сожрать!
Что его ведут на суд, Василь-ага не сомневался. Весь пропитанный вонью, покусанный вшами и крысами, в истлевшем халате, охваченный жутко-радостным желанием смерти и долгожданного конца пройденным мукам, он шел с поднятой головой, облизывая потрескавшиеся от жажды губы. Шел так быстро, что унбаши едва поспевал за ним. Василь-ага вдруг удивился: «Господи, Иисусе, вот как за смертью бегу, и откуда только силы взялись? Ведь только что впадал в забытье, умирал…»
У входа в Ак-Сарай он остановился, отдышался, запрокинул голову – ночное, черно-бархатное небо ярко высвечивало большую и малую медведицу… Унбаши, стоявший у дверей, поторопил, толкая рукой. Василь-ага еще раз поднял голову. «Господи, Иисусе Христе», – и глубоко вздохнул полной грудью, не отрывая глаз от сияющего звездами неба, – «помилуй душу мою грешную, прими меня на небеси… отвороти врата Господни…»
В небольшом зале, расписанном азиатскими мастерами, собралось человек двенадцать. Здесь было представительное судейство, несколько писарей Тамерлана, а также присутствовали неизвестно зачем – звездочеты. Тимура принесли на троне и усадили в центр. Выглядел он по случаю суда скромно. На нем был одет в светло-зеленый халат, расшитый узорами, темные шелковые шаровары; на голове красовалась простенькая черная тюбетейка. Ему нездоровилось, и по этому его ужасный вид пугал всех присутствующих. Взглядом хищника он встретил подсудимого, ничего хорошего это не предвещало.
– А почему он в таком виде? – удивился Тамерлан. – Унбаши, ты не смог его в порядок привести? Вонь от него невыносимая!
– Государь! Позволь мне сказать! – громко вымолвил унбаши.
– Что ты можешь сказать, глупый осел?! – прервал его Тамерлан, махнув левой рукой. – Лучше начнем самый строгий и справедливый суд великого эмира, – повелел он, подавая знак о начале разбирательства дела.
Судьи произнесли речи, прочитали несколько параграфов из законодательства, и еще что-то из Корана.
– Довольно, почтеннейшие! – воскликнул Тамерлан. – А теперь мы выслушаем самого подсудимого.
– Великий хазрет! Позволь мне задать подсудимому, один важный вопрос? – раздался справа голос одного из судий.
Тамерлан одобряя, кивнул головой.
– Ну, подсудимый, скажи нам, многоуважаемым людям, и великому государю, – произнес судья, вставая со своего места. – Скажи, куда делась жена великого хазрета? Она ушла в иной мир или ты ее спрятал где-нибудь в степи у какого-нибудь оборванца пастуха, дабы избежать Меча Справедливости?
В эту минуту в виске Василь-ага почувствовал медленно нарастающую дикую боль.
– Отвечай! Преступник!!! – заревели в один голос судьи.
Он, пересиливая боль, погладил пальцами виски, и только потом с трудом ответил:
– Она

Отзывов нет   Добавить отзыв
Добавлено: 21.10.2010 12:18:00
Создано: 05.2008
Относится к теме: Историческая  
Относится к жанру: Новелла  




®

При воспроизведении материалов этого сайта ссылка на http://www.lame.ru/ обязательна.
Изготовление сайта ООО "Вилмарк Групп"

 
все авторы