Десантник - значит душевный

     В ответ на клевету Запада о наших военнослужащих, хочется сказать что-то хорошее про бойцов России.  В ответ на обвинения в агрессии - рассказать о чуткости, о гуманизме десантников. 

     В моей жизни был товарищ – десантник по фамилии Душечкин. Плечом к плечу мы стояли с ним под ветром ледяной пурги. Вместе боролись за справедливость. Бывало, до ночи гоняли чаи, подготавливая документы к очередному мероприятию. 

     Целеустремлённый был человек, умелый руководитель, чуткий товарищ. Знаю, что отслужил он срочную службу в Воздушно-десантных войсках. Не понаслышке отзывается о машине БМД. Праздновал день ВДВ. 

     Главное, он проявлял заботу о людях. Непринуждённо. Но, постоянно. 

     Характерно, что в многочисленных поездках с людьми Душечкин терпеливо, но благожелательно объяснял случайным попутчикам о секрете дверцы автомобиля. Все пассажиры терялись, попадали в недоумение, когда от поворота дверной ручки двери прочно не выпускали их. Были закрыты. На это мой товарищ успокоительно объяснял: «Это сделано, чтобы дети случайно не открыли – не выпали. Чтобы снять фиксацию, нужно три  раза двери открывать». 

     Как-то непроизвольно подумалось: «Душечкин, значит душевный». 

     Однако сейчас мне кажется, что заботливость, чуткость моего товарища была не личным свойством индивида по фамилии Душечкин. А черта десантной закалки. В этой новелле хочу привести случай из прошедшего дня празднования ВДВ. Не краски праздника, не точность парашютного спуска, а - гуманизм десантников. Их неравнодушие к людям.

     Характерно для нашего времени распространение эгоизма. Не просто наплевательское отношение к людям, не просто чёрствость, а намеренное попирание чужих интересов. Ради своей пользы. И расцвёл эгоизм в нашей стране как раз под влиянием Запада. С распространением морали «любить себя любимого». 

     Недаром даже демократовская печать называет развал страны «лихими 90-тыми». Когда по мотивам обогащения убивали, насиловали, кромсали. Всё – ради себя любимого. Страна жила как на диком Западе, деньги имели только оголтелые проститутки и кровавые убийцы. Вся экономика была в разрухе; заводы стояли; увольняли городами, отраслями, целыми регионами. А средства массовой информации кутили разгульную жизнь, прославляли вакханалию насилия, наслаждались чужими страданиями. 

     Как в таких условиях не стать чёрствым? Как не ожесточиться?

     На фоне этого эгоизма яркой, восхитительной зарницей выявилась забота десантников. 

Ночь. Фонари. Одинокая остановка. Прохожие незаметно мелькают мимо. Несколько алкашей топчутся у скамеек остановочного комплекса. И редкие пассажиры дожидаются своего последнего автобуса.  Только огни рекламы да знамёна ВДВ на радостно летящих машинах говорят о празднике ВДВ. 

    На остановке, между параллельными скамейками валяется человек. Замызганная, чёрная, гражданская одежда. Вывороченные назад неестественно лежат руки. Грязная обувь. Это молодой парень распластался передом к земле. И грязная – вся в пыли и в подтёках - морда. Наверное: пьяный.  Может - убитый? Тёмные пятна на повёрнутом лице отталкивают серостью и мертвечиной.  Нет: голова поддёргивается в конвульсиях. Нет, видимо, живой.  Потому что опять – изредка – поддёргивается голова в непроизвольных колебаниях. И листва живо шелестит у той берёзы, которая стала свидетелем всей сцены. Её ствол оказался в ногах раненого, на краю скамеек.  

     Редкие пассажиры сторонятся по углам остановки от валяющегося тела ещё живого человека.  Проезжающие машины и подавно не видят за тенью скамейки распластавшееся тело. А прохожие – если видят, то стараются уйти, как от проказы.  Неприятен – пьяный. А если ещё и побитый, так и вообще, опасен: лучше пройти мимо. Жёсткость сквозит во взглядах проходящих: «так ему и надо, пьяному». 

    Вдруг в сияниях света подошедшего автобуса вышла жизнерадостная гурьба десантников.  Вернее, в этом радостном клубке людей было только два десантника, остальные – дети, женщины, флаги ВДВ. Тем не менее, это были не одинокие два солдата ВДВ. Это был целый бурлящий поток десантников: женщины гордо веяли знамёнами, головы девушек украшали десантные береты, а дети – дети, девочки просто порхали вокруг праздничных гимнастёрок. И центрами, праздничными столпами, создающими из группы людей целую гурьбу десантников, были два рослых, подтянутых парня. Один - по коренастее, постарше: в полевой форме. Другой - грациознее; со сверкающим белизной подворотничком на парадной форме. Уголок тельняшки и награды на торжественной форме сводили весь клубок в квинтэссенцию.  Десантники празднуют!

     Жизнерадостный клубок десантников уже было прокатился мимо остановки, мимо берёзки, за которой валялось тело, мимо тротуара, где прохожие проскальзывали мимо пьяного тела. Даже берёзке уже не видно в темноте уходящих десантников. 

     Вдруг, над головой падшего склоняется коренастый десантник. Не медля, протягивает пальцы к шее. Видимо, меряет пульс. Откуда он взялся – только что никого не было. И вдруг из темноты быстро и хладнокровно он возник. И уже прислушивается к биению пульса: «живой!».  Коренастый поворачивается к своим. Они шумной, и также весёлой гурьбой  подходят, появляются из темноты, окружают скамейки.  Обращаясь ко всем, Коренастый подтверждает: «Ничего. Живой ещё».  

     Грациозный десантник, плечи которого радостно водружены девочкой, идёт и сразу откликается:  «Надо скорую вызвать. Какой там номер, в скорую?» Он ловко держит одной рукой девочку (которая елозит как егоза) и другой сразу достаёт телефон, набирает номер телефона. 

     Из проходящих мимо остановки прохожих слышится удивлённый запрос: «Он – что? Сдох?».  Гурьба десантников живо отвечает, что мол нет, живой. Но, трогать его нельзя. Это может повредить раненому.  Грациозный десантник в это время уже пытается что-то говорить телефону.  Звонок срывается.  Он догадывается, что по его провайдеру надо набирать иной номер.  Вновь спрашивает номер, вновь набирает, ждёт. Хотя на плечах у него происходит что-то вроде танцплощадки: девочка вертится, танцует в такт музыке, наклоняет десантнику голову в разные стороны, мешает.  

     Грациозный, конечно, рассказывает что-то по телефону, объясняет, что «Здесь раненый.  Он валяется. Живой, но избитый.»  Однако, там, на конце провода мужчину, да ещё в такой шумной обстановке, видимо, всерьёз не воспринимают. Расспрашивают, допытывают, не хотят принимать вызов.  

     Жизнерадостная толпа десантников на этот неудачный звонок реагирует адекватно. Уже у женщин появляется телефоны.  Одна постройнее, правда, также продолжает уделять всё внимание знамени ВДВ. Бережно к нему относиться. Держит. И подсказывает телефон подруге. Другая женщина из щебечущего круга десантников, та, которая в розовом обширном сарафане, - уже приложила к уху телефон. Уже набрала и ждёт, чтобы донести обращение десантников туда, в недоступность приёмной. 

      Сквозь шум и гам бурления гурьбы десантников слышится твёрдый голос розового сарафана: «Надо приехать. Мы ждём.» И объясняет, подробно отвечает на все вопросы неприступного телефона. Наконец, розовая обширность разворачивается лицом к своим, опускает руку с телефоном и сообщает, что приедут.  

     Вся гурьба десантников – женщины, дети, бойцы – даже и не сомневаются, что приедут. Они не просто подошли к раненому. Они убеждены в своей правоте. Они дождутся. Дождутся до тех пор, пока вся помощь, которая от них возможна – будет выполнена. Они уверены. Потому что, по другому и быть не может. 

    И вся кутерьма, той же щебечущей и радостной гурьбой, с той же праздничностью, с жизнерадостностью  расселась по скамейкам, встала по кругу. Заняла позицию. И никакая чёрствость мира, никакое бездушие не сможет через них прорваться. Десантники не сдадутся: «Никто – кроме нас!»  

     Одна из женщин, самая юная, или даже старшая из дочерей, та, что в голубом берете десантника, села на скамейке, к изголовью падшего.  Напротив, также у лица раненого уселся коренастый. Молодка, которая держала знамя ВДВ, не опустилась на скамью и встала с триумфальным флагом за спинами, сзади всего круга.  Девочка из их гурьбы, та, которая тёмненькая, которая бегала вокруг десантников, то и дело расспрашивала и коренастого, и грациозного десантника. Розовая воздушность вращалась в изголовье скамеек. А на той стороне скамейки, у белого ствола берёзы грациозный десантник самолётом летал со своей девочкой. 

    Грациозный то склонялся вперёд, раздвигая руки девочки и изображая полёт самолёта. То протягивал её руки к тонкому стволу берёзы и превращал в ракету. То покачивался с боку на бок, качая ребёнка на волнах представляемых воздушных потоков. То отходил назад и, приседая, творил из распущенных волос маленькой дивы настоящий купол парашюта. Спускал её, приседаниями, сверху вниз. И вновь взнимал в небо. 

     Вся гурьба десантников непреклонно ждала приезда врачей. Щебетала, как стая птиц. И продолжала праздновать свой дорогой юбилей.  С утра и до поздней ночи, и здесь, вокруг скамеек с раненым, десантники продолжали гордиться своей воинской доблестью. 

     Постепенно к ним приближались любопытные.  То ожидающие пассажиры подходили глянуть, каково состояние пьяного.  То прохожие расспрашивали, что же здесь происходит.  То алкаши, подкравшись к коренастому, стали заманивать десантников выпивкой. 

    Тот что, седой и в светлой рубахе, алкаш показал бутылёк из под какой-то медицинской  жидкости и стал предлагать выпить. Но! Когда затем он демонстративно глотнул из бутылька, то получил совершенно однозначный отпор. 

     Грациозный десантник в сердцах возмутился: «Ты! – что творишь!?!  Здесь же дети.  Пошёл-л вон!» И Коренастый в поддержку своего десантника так глянул из под лысого крепкого черепа, что алкаша словно ветром сдуло. Спрятался за опорами остановки. И топтался там со своими собутыльниками, даже завинтив склянку крышкой. 

     Кульминацией моей новеллы о десантниках является не то, как увезла реанимация раненого; не то, как упорно ждали десантники и не то, как отказались от выпивки и прогнали алкашей. 

     Кульминацией является то необыкновенное состояние всей окружающей ойкумены, которая вся от дальних подходов до ближних женщин и детей, вся структурировалась под этих двух бойцов. Эти двое десантника – коренастый и грациозный – стали как настоящие столпы мира, стали его опорой и сердцевиной. Хозяевами жизни. Вокруг которых - и радость жизни, и порядок защиты, и помощь обездоленным, и защита Отечества. Наконец. Просто семейное, женское счастье.  

     Юная девушка, та, что в берете десантника, непроизвольно и непреодолимо, всей душой потянулась к десантнику. Подошла к Грациозному. К тому, на плечах которого ликовала крохотная дива. И всем телом, всей душой прильнула к Грациозному. Наклонив голову, утонула всем царственным беретом в его груди. 

    Так срослась с любимым, так прильнула к десантнику, что девочка сверху, с могучих плеч, воскликнула во весь дух: «Объявляю вас мужем и женой!». 

      Вот она, кульминация.

     Потом приехали врачи. Реанимационная машина остановилась по знаку ожидавших. Были сборы. Была блестящая каталка. Потом увезли раненого. И пошла по домам гурьба десантников.  

     А в тот миг, когда весь мир прильнул к груди десантника, и была кульминация.

     По ходу новеллы надо отметить, что приехавший врач, солидный мужик, не хотел связываться с пьяным. Заштатного гуманиста прямо воротило от больного. Не знаю, врач ли то был или медбрат. Но увидев падшего - он восклицал: «Вот такое говно целый день собираем.»  В том смысле, что зря вы нас вызвали. Отоспался бы без нас. Неохота его даже пальцами касаться. 

     Но чёрствость врача не поколебала уверенности десантников. Коренастый стал убеждать, что всякое может быть. Случайность может произойти с человеком. Каждый может попасть в беду.  

    Врача иль медбрата поддержала морально и вся группа женского персонала скорой. Когда раненого перевернули и открылась пьяная разбитая морда, женщины в белых халатах заворчали. Мол, только и делаем, что собираем эти пьяных. К халатам  медработников чёрствость врачей совсем не соответствовала. Но главное. Не долг врача, не профессиональная обязанность призвала эту приехавшую группу мужчин и женщин взяться за исполнение своей работы.  А непоколебимая уверенность группы десантников, их упорный настрой на помощь раненому подвигла врачей к исполнению своего долга. 

     Идя на уступки, этот самый громкий врач обратился к десантникам, подкатывая каталку: «У вас есть возможность помочь реанимации».  Практически он предложил, (вернее заменил себя) предложил, чтобы десантники подняли тело на каталку. Хотя врачи одели уже одноразовые перчатки. А десантники поднимали голыми руками. 

     Непоколебимость настроя десантников в оказании помощи пострадавшему проявилась в том, что они беспрекословно, быстро и аккуратно подняли тело на каталку.  

Не побрезговали. Не сдались!

     Ныне мне приходит мысль, как в данном факте, когда десантники проявили чуткость. Не прошли мимо. Не наплевали на окружающий мир. Проявили сострадание к ранам падшего. Когда проявили не просто доброту, а настойчивость в достижении помощи. Ныне приходит мысль, что мой товарищ Душечкин был добрым, заботливым к людям, потому что был десантником. 

     Потому так зовут человека: Душечкин, десантник, потому что он - душевный. 

      Девочка из гурьбы десантников, та которая тёмненькая, которая бегала вокруг десантника, - маленькая девочка пыталась узнать, что это у него на груди. «Награда» - только и мог объяснить десантник. Сложно объяснить шестилетней малышке, что награда вручается за героизм. Родина отдаёт дань почёта герою. Но мы-то знаем, что героизм это не просто защита Родины, не только героические действия, но и проявленный гуманизм. Отстаивание человечности.  

При воспроизведении материалов этого сайта ссылка на http://www.lame.ru/ обязательна.
Изготовление сайта ООО "Вилмарк Групп"