Дядя Гена
Таланту моего отца и удивительному
терпению мамы, посвящается…
Малышка Таюта помнит самый счастливый день в своей жизни – дядя Гена подарил ей кисточку, а ещё, улыбнувшись хитро, вытащил откуда-то коробочку, у Таютаньки аж сердечко щёлкнуло – красочки! Кисточкой девочка сразу же принялась рисовать, оставив в покое взрослых. С красками проблем нет – выбирай любую. Надо просто подойти к дяде Знаку – взять с палитры синенькую, у дяди Волошина точно есть красненькая, а если смешать её с желтой, то уже можно рисовать лисичку. Ей, конечно же логичней сидеть на травке, но Таюта нарисовала море, пусть лиса покупается, потому что зелёная краска есть только у папы. К нему пока лучше не подходить. Вот дядя Жора Знак вернётся из магазина – папе полегшает , тогда можно будет и лужок изобразить…
А ещё Таютка должна неусыпно следить за дверью, вернее за тёткой-искусствоведкой. Дяди художники называют её, правда, по-другому, но детям это слово произносить нельзя. Поэтому девочка кричит, едва заслышав тяжёлую поступь «мымра!» и папа быстренько прячет под стол бутылочку, а в мастерских художественного фонда воцаряется напряжённое ожидание… Мымра бочком втискивает своё жирненькое тельце в проём двери и Таютка быстренько прижимает ладошки к ушам – начинается немое кино… Ухихикаться! Глаза Мымры, и без того, как у рыбы, вот-вот вылезут из орбит, рот – как тоннель из которого доносится мощный рёв паровоза, Таютка слышит его даже сквозь ладони. А что там дядя Жора? У него очки, как телевизор КВН, они уже на кончике бордового носа, ну ещё чуть-чуть… свалились – так и знала! Дядя Гена Григорьев трясёт окладистой бородой, на папу лучше не смотреть, дядя Волошин белый, как мел и машет кулаками. Лишь Терёхин уныло смотрит в окно, повернувшись к «спектаклю» спиной и часто-часто моргает. Таюте его жалко – вчера хоронили тётю Галю.
Фантастическая женщина! Точёная фигура, в неизменно чёрном платье, она, как богиня, не входила – спускалась с небес, окутанная дымкой душистого табака. Изящные пальчики, ярко-алые ногти, ох! как изящно смотрелся в них длинный серебристый мундштук!
- Чудо милое, как тебе Ду-Фу? – как-то раз обратилась она к Таюте, - Александр, не припомню, у тебя ведь есть его сборник, - это уже к папе.
- Таюта, ну ты же знаешь, твоё любимое, про лошадь – оправдывался папа, и Таютка зарыдала, едва выдавив пару фраз:
Бедная старая кляча,
Брошена у дороги…,-
ей всегда было грустно , что люди бросили это беспомощное создание, и никому в целом мире нет до него дела.
- Ну, солнышко, не стоит так расстраиваться, – присела перед ней «богиня» и нежно утёрла слёзы с детских щёк.
- Она уже и читать умеет?! – опять к папе….
А что Таютке было делать. Папа редко брал девочку с собой, в садике она тоже не задерживалась – всё какие то простуды и ангины, вот и сидела с температурой в кроватке , папа накидывал гору книжек и говоря «постараюсь побыстрее», возвращался иногда под утро. Он наспех объяснил доче написание букв, и звучание слов, два самых коротеньких и привлекли внимание – Ду-Фу. Потом уже были другие книги, одну из них Таютка с трудом поднимала – там инопланетные картинки – плоские люди и звери, но все завораживающе красивые. Первая была сборником стихов китайского поэта, вторая – искусство древнего Египта...
Тётя Галя поднялась с колен, и открыв маленькую сумочку, протянула Таютке пятачок. Ребёнок завертелся волчком от радости, и забыв про «спасибо», ринулся вниз по лестнице. «Ура!» - эта маленькая монетка открывала дверь в самый сказочный мир на земле. Мастерские художников размещались в старом монастыре, на задворках которого, какие-то «умные дяди» устроили зоопарк, вот туда то и мчалась девочка, не чувствуя под собой ног. Надо проведать любимого Лиса – подрос уж, наверное, посмотреть – не грязная ли у тюленей вода, эх, для волка желтоглазого не захватила хлебушка… Когда ребёнок сильно доставал, у взрослых всегда находилась монетка, и тогда дни для Таютки летели стрелой. Милый пони уже устал бегать по кругу, зоопарк закрывался и девочка заторопилась – как там папа? Подбегая к дверям, прислушалась – любимый, родной, долгожданный голос - мама! Мама приехала!!!
Мама училась где то далеко – она будет врачом. Каникулы всего два раза в год, но зато какие… Папа вёл своих дам в ресторан, дома были пельмени аж целых две недели и огромный-огромный торт. Его долго можно «подкапывать» ложечкой – там в середине безе, просто объеденье! Торт, правда, рухнул на следующий день, ведь Таютка не знала, что пустой он обвалится, но её не ругали – в доме был пир горой.
Дядя Гена щекотал малышку своей бородой, так уютно было сидеть на его огромных коленях, любоваться на маму с папой, тётю Галю, на то, как рука дяди Терёхина нежно гладит её иссиня-чёрные волосы…
И вот, он грустно смотрит в окно, наверное ещё не видел Таюткиной записки, в ней стихи о прекрасной даме:
Лягу на софу – почитать Ду-Фу,
Закурю сигарету… Люблю я женщину эту…
Нет. Наверное не читал.
Ну, вот наконец-то можно снять «наушники» (Мымра прооралась и, хлопнув дверью, пропала) и открыть заветную коробочку – тёмно-зелёную с надписью «Ленинградские», где каждая акварелька завёрнута в серебринку. Таютка знает, что они сладкие, но не разворачивает, а наоборот, налюбовавшись, коробочку бережно закрывает и прячет подальше это «сокровище» - пока она у художников, своё можно и поберечь. Девчонка гладит колено дяди Гены, милый такой, он здорово угадал, о чём Таютка мечтала, дома папа не разрешал трогать его краски. А вот теперь у неё будут свои, и всё существо ребёнка расплывается навстречу бороде. Он, наклонившись под стол, тоже светится: «Вот ты где, милая, спряталась от шума-гама подальше». Таюта любит сидеть под столами, там совсем другой мир. Под этим, например, навалена куча хлама, но лишь на первый взгляд. Это огромные старинные самовары. У Таютки есть даже свой «любимчик», он отливает медным боком и издаёт приятный гул, если его задеть, да и краник можно покрутить. Дядя Гена собирает их где-то и приговаривает «Выйду на пенсию – отреставрирую». Дядя Волошин собирает утюги, они тяжёлые и с дверцами – туда закладывались угольки, в старину электричества-то не было. Дядя Жора коллекционирует пустые бутылки.
У них с папой дома тоже много разного. Есть большая тётька с завязанными глазами, руки скрещены за спиной – в них должен быть меч, но он куда то запропастился, на трюмо развалился медведь, охраняя маленькую шкатулочку, – она ажурная до такой степени, что видно, как внутри сверкают мамины «бриллианты». Таютке даже не верится, что всё это сделано из чугуна и называется чудно «каслинское литьё».
Папа приучает доченьку бережно относиться к старине, она жёсткой кисточкой каждый день очищает эти сокровища от пыли, он и к Таютке относится, как к фарфоровой куколке, нежно расчёсывает золотистые локоны, искупав малышку в огромном тазу: «Потерпи, милая, скоро мама приедет, теперь уже насовсем, а пока - спать», и баюкая своё дитятко, он напевает ей смешную песенку:
Мой маленький гном
Поправь колпачок
Слезинку утри
Потерял башмачок…
***
- Так, на сегодня – всё, - два громких хлопка в ладони вернули Таюту с небес на землю. Набросив халат на плечи, она устремилась в «гримёрную», и Валерий, провожая свой класс, бросил ей на ходу: «Тая, поторопись, у нас гости».
Гримёрная – всего лишь небольшая комната, где такой родной с детства запах, в ней свалены в кучу ненужные краски, этюдники, холсты. В общем, всё, что Валерию ни к чему, – он теперь на гребне славы, преподаёт даже… Таюта втискивается в чёрное платье, поправляет локоны, глядя в старинное зеркало, в позолоченной когда-то раме. От старости зеркало помутнело, и девушка, отражённая в нём, до боли напоми
Посмотреть отзывы Добавить отзыв
Добавлено: 18.12.2002 13:25:00
Создано: 12.2001
Относится к теме: Неопределенная
Относится к жанру: Рассказ
|
Темы
