Тур под открытым небом
Музыка так сильно впилась мне в мозги, что я никак не могу уснуть. Эти мелодии, разнообразные и доселе неслыханные мною. Удивительно, но через пять минут я полностью их забываю - не лезут они по памяти ко мне. Ещё больше сбивает с толку то, что он-то их знает все. Отличительная черта - одна мелодия никогда не повторяется трижды. Два раза - да, легко, такое я слышал. Знакомые нотки будоражили сознание. Я пришёл к выводу, что мне было бы лучше поспать, но я только тем и занимаюсь, что стараюсь вспомнить хотя бы одну из них. Одну из этих песен, одну их этих мелодий. Все звуки сливаются в кучу, и я уже не могу разобраться, что и где я напутал. Акты с первой композиции запутались с другими, а я разбираю их по полкам. Разделяю на части, и, что особо любопытно, равные. Он присвистывает из своего переднего сиденья, и не останавливается - новые идеи вылетают из его крепко сжатых губ, создаётся впечатление, что он придумывает их сам, и исключительно на ходу. Промежутки между сольными концертами он делает неравномерные, а вот каждая из мелодий длится около двух с половиной минут.
"Сольные выступления" - так я это называю. Хотя, если подумать более трезво, то это всё, весь этот цирк с детскими песенками, это чистой воды издевательство. Однако я не исключаю и то, что он сам получает от этого NewLit@NewLit.ru удовольствие. Да, я вижу улыбку в зеркале заднего вида. Ест он, периодически меняя места. А впрочем, всё зависит от самого места, заведения, где он покупает нам пищу и воду. Я хочу сказать, что он сам не против провести полчаса в кафе, понаблюдать за другими посетителями, перекинуться парой фраз и, возможно, познакомиться. Только это всё ни к чему не приводит, так как, взяв у пары девушек номер, он выкидывает его в окно. Ещё пару секунд я имею возможность видеть, как комочек бумаги резкими движениями рассекает воздух на уровне водителя, то есть немного выше, чем лежу я. Если бы он выкидывал весь этот мусор назад, в салон, то он прорезал кончик моего носа и отскакивал в высокое деревянное преграждение, после чего падал ко мне в ноги. А так неровно написанные циферки на вырванном из блокнота листе движутся вдоль дороги, но в противоположном направлении от машины, прицепа, меня и водителя.
А если нам на пути попадается обыкновенный ларёк, трейлер с окошком и стойкой, то он обедает, завтракает и ужинает вместе со мной. Двигатель выключен, он усердно пережёвывает булки с мясом и овощами. И, конечно улыбается, смекнув, что я за ним наблюдаю. Мы с ним никогда не говорим, он даже не спрашивает, что я буду есть, берёт то же, что и себе. Я не считаю, что это попытка стать ближе ко мне. Я говорю:
- Мы никогда не будем вместе.
А потом сам не понимаю, к чему это всё сказано. Ничего не поделаешь, я действительно прав, и нас разделяет слишком многое, чтобы быть вместе. А мне уместнее было спросить, чего он хочет этим добиться. Я всё-таки набрался храбрости и задал ему этот вопрос. Водитель молча пожал плечами, и мы тронулись дальше.
Нас действительно слишком многое разделяет. Назвать хотя бы то, что я валяюсь в прицепе, а он разместился на переднем сиденье. Я могу ещё очень долго перечислять. Он знает все эти мелодии, а я нет, он выбирает, что мы будем сегодня есть, он выбирает, куда мы едем. Да и ещё эти номера, раскиданные за нами. Они отмечают наш путь, мне смешно думать, что водитель просто желает быть пойманным, желает, чтобы его кто-то остановил и отправил куда-то далеко, далеко от людей. Простых людей, таких, как я. Мы оставляем хлебные крошки, но у меня в голове не появляются мысли о том, что по этим подсказкам нас найдут. Это нелепо, и места в голове уже нет - всё уходит на то, чтобы воспроизвести детские песенки и мелодии. Чего там скрывать, я понял, что живым из прицепа не выберусь никак.
Что нас может разделять? Что может связывать человека с тем, кто его покалечил? Кто его поломал? Другое дело - такая же жертва. Но такого удовольствия я себе не мог позволить. И водитель также. Просто ему нравится моё общество. Так я думал до некоторых пор.
Что может связывать убийцу с жертвой? С потенциальной игрушкой и послушным рабом. Чувство ненависти, может быть. Я ненавижу водителя всей душой. За то, что он сделал со мной. А он ненавидит меня за то, что он со мной сделал. По сути, испытывает отвращение к самому себе. Беда в том, что он может сделать со мной всё, что пожелает. С другой стороны, мне делать уже мало что можно, и это непрерывно поднимает мне хорошее настроение. Что он сделает? Он сломал мне обе ноги, отрезал на них пальцы. Всё это он делал по очереди. Меня привязал к кровати, и схватился за каталку. Коленные чашечки прорезала невыносимая боль, я готов был сжевать кляп и проглотить целиком, а за ним ещё целую сотню. Всё, лишь бы он больше так не делал. С безжизненных нижних конечностей, которые и ногами назвать сложно, снял носки и белые кроссовки с лиловыми полосами по бокам и сзади. Когда последний палец шлёпнулся на пол в лужу крови, он тщательно перевязал и перебинтовал мои ступни, натянув сверху огром
ные сапоги, почти мгновенно заполнившиеся хлюпкой жидкостью. Потом он меня кастрировал, поломал обе руки. На правой поломал все пальцы, а на левой - только три. Двумя остальными я проталкиваю еду в рот, и перерабатываю её теми зубами, которые у меня ещё остались. Их, к слову, около дюжины, не больше, это точно. Затем последовала потеря правого глаза. Я подумал, что последнее он сделал только ради собственной безопасности. Правое полушарие более развито на точность, и даже при всём желании убить водителя, у меня бы это никогда не удалось.
Насмехательство на этом не закончилось. Он поместил меня в прицеп своей машины, которую я даже разглядеть толком не успел. Заметил ободранный грязный зелёный цвет и пыльный салон. На фоне рваной ткани, которую он набросил на сиденья, я вижу пролетающие в льющимся солнечном луче пылинки. Они кружат от стекла к стеклу, от окна к окну, и к бардачку и к рулю. Иногда падают вниз, и тогда некоторые точно попадают на педали. Когда его нога усердно их зажимает, они неприятно скрипят. Когда он их зажимает, бросая на это чуть ли не все силы, они издают скверные, неприятные звуки. И даже не поднимая головы, даже не закидывая её, чтобы взглянуть на зеркало заднего вида, я знаю, как он нервничает и пугается. Я бы мог увидеть это и в отражении в лобовом стекле, но он вмещает в себе просто невероятное количество засохшей дождевой воды, мусора с дороги и другой грязи, которая падает просто с неба.
Я не знаю, как мне называть его. Он, водитель или просто убийца. Он кидает мне еду в прицеп, двумя целыми пальцами я просовываю её себе в глотку. Он бросает мне еду как собаке. Что я могу ненавидеть больше? Что я действительно могу ненавидеть больше?! Всех остальных людей. Шариковая ручка всё ещё торчит из моей шеи, я не могу закричать. Я ненавижу человеческое равнодушие. Почему никто не посмотрит в прицеп? Стенки у него слишком высокие, но если забраться на колесо, то можно увидеть меня, и спасти. Но никто не заглядывает в прицеп, туда, где лежу я. А он иногда накрывает меня какой-то тканью, простынёй цвета хаки. Но это не когда идёт дождь. Тогда он смеётся и открывает мой шатёр, я промокаю и замерзаю. Капли падают на меня, на шариковую ручку, торчащую из моей шеи, ниже, почти из ключицы.
И всё это, как я думал, он не променяет. Но, оказалось, напрасно. Он это видел? Как он мог променять свою игрушку? Мы сбили велосипедистку, он поместил её ко мне в прицеп. Она тоже лежала с поломанными ногами и руками.
Как он мог променять свою игрушку? Свою любимую!
Он перестал кидать нам еду, у моей соседки торчал карандаш из шеи, и сломаны пальцы и выбиты зубы. Он перестал кидать своей любимой игрушке еду, и соседка, когда я засыпал, всё ближе пододвигалась ко мне. Она проползала по сантиметру, даже уже гвоздь нашла. Она крепко его сжимала, двигаясь ко мне. Конечно же, хотела есть и старалась не смотреть в глаза. Странно, как он мог так со мной поступить?
Отзывов нет Добавить отзыв
Добавлено: 21.12.2007 12:35:00
Аннотация: Жуть.
Относится к теме: Готическая
Относится к жанру: Рассказ
|
|
 |
Темы
